Глава из готовящейся к печати книги,  описывающая разрушительные последствия  Второго Ватиканского собора

      Обновленческие решения собора и последовавшая за ним практика имели для католичеcкой церкви самые серьёзные последствия. Главным результатом их стало утверждение религиозного плюрализма и терпимости, приведшие к тому, что католическое учение стало приобретать всё более размытый характер, а среди  католиков стал распространяться  религиозный индифферентизм. Заявленные попытки  приблизиться к обществу  обернулись для церкви потерей авторитета и уважения с его стороны, падением её общего влияния.  Крайне обострились внутрицерковные разногласия, и усилилась  поляризация  между модернистами и традиционалистами как в области теологии, так и в области политики.

          Многие модернисты восприняли решения собора как возможность создать «новую церковь», считая, что произошёл, наконец, разрыв с традицией, в том числе  и с доктринальной. Часть верующих, напротив, считала, что церковь со своими реформами зашла слишком далеко – так оценивали ситуацию около 40% католиков[1].  В  церковном руководстве многие даже опасались, что ситуация выйдет из-под контроля. Так, кардинал Йозеф Ратцингер, бывший на соборе богословским консультантом и продвигавший революционные решения решения,   писал: «Принесённые собором результаты, как сегодня можно об этом судить, жестоко обманули ожидания всех… Папы и отцы-делегаты собора надеялись достичь нового католического единства, однако вместо него начались конфликты, переходящие, говоря словами самого Павла VI, от самокритики к саморазрушению… Вместо ожидавшегося прорыва мы, напротив, имеем дело с процессом постепенного упадка…»[2].  Однако Ратцингер, как и многие другие идеологи  собора,  что истиння причина этого в самих «реформах» . Описывая «лавину» ухудшений,  он отмечал: «Я убеждён,  что вред, который мы на себя навлекли за эти двадцать лет, произошёл не из-за собора, а из-за того, что  внутри  церкви  были  спущены  с привязи скрытые полемические центробежные силы, а снаружи церкви из-за того, что  на  Западе произошла культурная революция, успех в которой одержала верхушка среднего класса, новая буржуазия с её либерально-радикальной идеологией индивидуализма, рационализма и гедонизма»[3].

          Такова же была  и  позиция Павла VI, пытавшегося отвести внимание от себя и возложить ответственность за  происходящее  на  некие  внешние силы.   Так, в своей проповеди 29 июня 1972 г. он  заявил: «В той ситуации, в которой находится Церковь сегодня, мы чувствуем, что через какие-то щели   сатанинский дух просочился  в  народ Божий. Мы видим сомнение, неуверенность, проблематичность, волнение, неудовлетворённость, столкновения. Нет больше доверия Церкви… Сомнение вошло в наше сознание…  В  Церкви тоже господствует эта неуверенность.  Мы проповедуем экуменизм, но мы всё больше отделяемся друг от друга. Мы думали, что после собора над историей Церкви будет светить солнце.  Но вместо солнца появились тучи,  шторм, мгла, поиски,  неуверенность… Произошло вмешательство враждебной силы, имя которой – дьявол, это то  таинственное существо,  о котором говорит Святой Пётр в своём послании. Сколько раз в Евангелии Христос говорит нам об этом враге людей!  Мы  верим  в  действие Сатаны, которое совершается сегодня в мире, чтобы затуманить, заглушить плоды экуменического Собора и чтобы помешать Церкви радоваться тому, что она полностью осознала себя»»[4].

         Поскольку его слова вызвали большой скандал, то позже, в ноябре того же года он произнёс уже целую речь о дьяволе, используя более крепкие выражения. В одном из выступлений он заявил: «Демон решил сформировать небольшую группу людей, которая управляла бы миром за спиной официальных правительств, чтобы помешать плану Бога и  ввергнуть как можно больше душ в ад»[5].

         Что же касается  католиков-традиционалистов, то часть из них не только осудила, но и отказалась принять решения собора. Радикальность либерального переворота, совершённого собором, вызывала у многих из них такое  возмущение,  что Павла VI  стали называть еретиком, раскольником и отступником, а некоторые   считали, что понтифик не отвечал за свои действия, будучи заложником окружения. В любом случае, понятие «соборная церковь» для них стало означать отход от основ христианского учения, предательство Христа, а понтификов они стали называть  «антипапами» (Пий ХII считается последним «истинным» папой). Отсюда и название консервативного религиозного движения   седевакантизм,  происходящее  от латинских слов sedes — престол и vacans – пустующий и означающее «при незанятом престоле».

          Принципиальным противником реформ и нового чина мессы, как мы уже писали, выступил  архиепископ Марсель Лефевр. В 1970 г. он основал Священническое братство св. Пия Х и семинарию в Эконе (Швейцария) для священников-традиционалистов, начав открытую борьбу с Ватиканом за сохранение прежних устоев. После того, как Лефевр рукоположил в священники 12 своих семинаристов, Ватикан приостановил его религиозные полномочия, запретив ему совершать богослужения и таинства, однако Лефевр продолжал свою деятельность, не прекращая критику обновленчества. При этом братство всегда   признавало себя частью Римско-католической церкви, и на службах поминаются папа и местные епископы. Численность его росла, и,  сохраняя наиболее сильные позиции во Франции, оно распространило своё влияние и на другие  страны[6].

         В уже упомянутой нами книге Марсель Лефевр  определил собор как «смуту» и «либеральный переворот», которому присутствовавшие на нём папы не оказали сопротивления.  Он  откровенно указывал, что собор, движимый либеральным духом отступничества, «совершил измену, подписав мировое соглашение со всеми врагами Церкви», что он  выражал «безграничное сочувствие» к мирскому человеку, к человеку без Бога. Как указывал Лефевр, «пусть бы ещё целью его было пробудить этого падшего человека, открыть ему глаза на его смертельные раны, …исцелить его… Но нет! Целью было провозгласить мирянам: как видите, Церковь тоже исповедует культ человека»[7].

         В ответ на слова Ратцингера «Я оправдываю Собор!» Лефевр писал: «Я обвиняю Собор! Поясню: я утверждаю…,   что кризис Церкви по сути своей сводится к постсоборным реформам, исходившим от высочайших официальных властей Церкви и предпринятым во исполнение доктрины и директив II Ватиканского Собора. Поэтому в причинах случившейся после Собора катастрофы нет ничего постороннего или таинственного. Не будем забывать, что одни и те же люди и, что ещё важнее, один и тот же Папа – Павел VI – организовали Собор и затем как нельзя более последовательно и официально, пользуясь своим иерархическим положением, осуществляли его решения»[8].

          Принципиально важную роль,  сыгранную папами, Лефевр выделял особо. Описывая более ранние времена, предшествовавшие зарождению модернизма в церкви, он писал: «Проникновение либерализма во всю церковную иерархию вплоть до папской курии, ещё два столетия назад немыслимое, было-таки задумано, предсказано и спланировано в начале прошлого века масонами. Достаточно привести документы, доказывающие реальность этого заговора против Церкви, этого  “высшего покушения” на папство».  В качестве доказательства  М.Лефевр приводил те самые отрывки из переписки «Великой венты» карбонариев, в которых говорилось о методах самоуничтожения церкви.

           Как бы ни оправдывался  понтифик, его зависимость от теневых структур, как это хорошо показал М.Мартин, была настолько сильна, что он последовательно шёл уже проложенным курсом.   Показательно, что  он  не только отказался от тиары, а затем и от митры,  но  после поездки в Иерусалим в 1965 г. и встречи с главным раввином Израиля стал носить вместе с нагрудным крестом ещё и наперсник (хошем), который надевали иудейские первосвященники. (карт. 66) Он   представляет  собой  четырёхугольный нагрудник  с 12 различными  драгоценными камнями, на которых  выгравированы названия двенадцати колен Израилевых. Поскольку хошем носил и первосвященник Каиафа, в доме которого решилась судьба Христа,  он стал символом отрицания  Его божественной природы. Поэтому седевакантисты и рассматривали подобное действие   Павла VI  как глубоко антихритианский шаг[9]. Понтифик  поменял и папский крест: он  стал первым носить посох с изогнутым распятием и искажённой фигурой Христа – такие кресты использовались  чёрными магами средневековья для представления библейского термина «начертание зверя» и рассматриваются исследователями как древний сатанинский символ. (карт. 67) Он был возрождён   Павлом VI и передавался  последующи папам включая Франциска[10].

         Сразу после собора  принятые на нём решения стали активно  проводить в жизнь, и  особое внимание было уделено литургической реформе,   которой занималась теперь постсоборная Комиссия по применению конституции о священной литургии (1964-1969)  во главе всё с тем же Аннибалом Буньини.   Она разработала  «новый чин мессы» (novus ordo), который   папа  представил 3 апреля 1969 г.  и который  заменил   классическую Тридентскую мессу.   В изменении  литургии  участвовало восемь консультантов, шестеро из которых были протестантами, что было не случайно, поскольку   «новый чин»  формировали по протестантскому образцу.    Павел VI даже не скрывал своих планов: как писал его близкий друг Жан Гитто, «намерением Пала VI в отношении того, что обычно называют новой мессой, было реформировать католическую литургию таким образом, чтобы она почти совпадала с протестантской литургией.  При папе Павле VI было экуменическое стремление упразднить, или,  по крайней мере,  исправить, или ослабить то, что было слишком католическим в традиционном смысле мессы и, повторяю,  получить мессу, близкую к кальвинистской»[11].

          О том же откровенно заявил и Буньини  15 марта 1965 г. в l’Osservatore Romanо:  «Мы должны очистить католические молитвы и католическую литургию от всего, что может быть хотя бы тенью камня преткновения для наших отдалённых братьев, т.е. протестантов»[12]. Как он  позже пояснял, реформа его была разделена на четыре этапа: переход от латыни к современным разговорным  языкам; реформа богослужебных книг; перевод богослужебных книг; адаптация  римской формы литургии к ментальности  каждый отдельной церкви. Мыслилаь реформа как непрерывный процесс, направленный на   полную ликвидацию римкого обяда[13].

           Литургические   «реформы» привели не только к разрушению традиционной мессы,  но  и  к искажению каждого аспекта  литургической  жизни,  таинств,  молитв,  песнопений, освящений,   понтификальных  обрядов,  церковного  календаря  и   др.        Как писали консервативные  кардиналы Оттавиани,  Баччи и ещё несколько теологов в письме  Павлу VI  по поводу латинской  версии новой мессы, считающейся «более чистой», «новый чин  представляет и в целом, и в деталях значительный отход от католической теологии мессы, которая была сформулирована на 22 сессии Тридентского собора».    Один из экспертов в связи с этим заметил: «Степень удаления нового чина  от теологии Тридентского собора может быт лучше всего оценена в сравнении молитв, которые были изъяты из литургии собором (Вторым Ватиканским – О.Ч.) и тех что были изъяты еретиком Томасом Кранером.  Это совпадение не просто поразительно, оно ужасно. И фактически это не может быть совпадением»[14].

          Так, из 12 молитв традиционной мессы, читаемых во время проскомидии, 10 были изъяты, как это сделали   протестанты.   Всего из 1182  молитв  традиционной мессы 760 были убраны полностью, а часть оставшихся были изменены,  и только 17% прежних молитв остались нетронутыми. В итоге у нового чина мессы оказалось очень много совпадений с англиканской книгой молитв 1549 г. Как указал один из авторов-традиционалистов, новая месса оказалась  лишена знаков  уважения к Телу и Крови Христовым и допускала святотатство:  «религия, практикуемая в церквях, где присутствует новая месса, — это полная профанация и пустое возвеличивание человека».  Даже ярый сторонник Второго Ватиканского собора Дитрих фон Гильдебранд по этому поводу  заявил: «По правде говоря,  если бы одному из бесов из Тактики дьявола К.С.Льюиса   было доверено разрушение литургии, он не смог бы сделать  ничего лучше»[15].

        Действительно, изменилось всё. (карт. 68) Если раньше священник стоял лицом к алтарю и спиной к прихожанам, как бы возглавляя общину в её молитве, то теперь он стоял лицом к верующим. На некоторых службах вместе со священниками стали сослужить все присутствующие в храме, либо молитвы стали заменяться общением клириков с мирянами, которым разрешили прикасаться к чаше.  По примеру  голландских священников  начали  распространять   обычай  преподавать причастие  в руку.

         В новой мессе не сохранилось фактически ни одно из требований в отношении алтаря.     Согласно новым  указаниям,   алтари,    могут быть покрыты тканью и не иметь изображения распятия. Либо, как  у протестантов, они просто заменяются переносным  столом в центре зала, а в  храмах нет ни икон, ни статуй.

                  Более того, стали практиковать мессы  с участием музыкантов, танцоров, акробатов, клоунов, с установкой  статуй Будды в алтаре и присутствием буддистов, индуистов и мусульман, с исполнением языческих   обрядов.   В  связи с этим даже одна из организаций-защитниц новой мессе, вынуждена была признать: «Большинство новых месс, на которых  мы присутствовали,…   представляют собой фестивали хэппи-клэппи, музыка ужасна, проповеди лишены какого-либо смысла и просто дерзки…»[16].

                     В 1968 г. папой был утверждён новый чин рукоположения священников, а в 1969 г. -учреждён новый богослужебный календарь, из которого были вычеркнуты  имена 40 святых. Были отменены многие религиозные праздники, из  обряда крещения изъяли торжественное отречение от сатаны, была устранена традиционная пятничная молитва  об обращении иудеев, перед мессой перестали служить вечерню и утреню. Был отменён  пятничный пост, затем практически отменили все посты, за исключением поста в Страстную Пятницу. Специальным декретом к евхаристии   стали допускать протестантов. (карт. 69)

        Активную роль в навязывании новой мессы играл не только  Буньини, но и госсекретарь Ватикана (1969-1979), член масонкой ложи с 1966 г. кардинал Жан-Мари Вийо (его родители также состояли в розенкрейцерской ложе), под чьим контролем, в частности, находились подслушивающие устройства в  личных  аппартаментах понтифика.  (карт. 70)  Вийо и Буньини     распространяли неправильные и фальшивые переводы на иностранные языки текстов богослужебных книг, катехизиса и даже Библии. В этих условиях стало возможным появление и  распространение  еретического голландского катехизиса, на который папа смотрел сквозь пальцы. Как пишет Б.Мейер в своей книге «Церковь в опасности»,   к 1969 г.  только эти два деятеля, а также Секретариат по единству, были в  курсе целей и методов экуменической операции, но не обмолвились об этом ни словом» [17].   Аннибал Буньини был отстранён понтификом  от его обязанностей в  1975 г.  и послан пронунцием в Иран после того, как ему были  представили очевидные доказательства  его принадлежности   к франкмасонству. Но на   процесс «реформирования» это уже никак  не повлияло, поскольку он был запущен  и зашёл очень далеко.

      Оценивая происходящее, седевакантиты констатировали, что  франкмасонская курия осуществила настоящее устранение церковных таинств, которое стало страшным ударом по церкви. Месса, утверждают они, стала недействительной: «Иисус Христос не присутствует в новой мессе, так как она изменила молитву на освящение» [18].  (карт. 71)

         Одновременно  с  литургической реформой происходит и крайняя либерализация нравов. Под влиянием многочисленных заявлений от клириков Павел VI создал  специальную комиссию, в материалах которой было прописано, что он допускает освобождение священников от обета безбрачия и разрешает им церковные браки. Такое состояние стали называть «сведение к состоянию мирянина»: священник сохранял свой сан, но больше не служил и жил мирской жизнью.

        Так же под давлением «общественности» ещё в при Иоанне ХIII  в 1963 г. по настоянию Монтини в Ватикане была создана ответственная исключительно перед понтификом специальная комиссия  для изучения вопроса о регулировании рождаемости и демографии. Эту тему  стала активно поднимать ООН, и её невозможно было игнорировать.  После того, как Монтини стал папой, он создал новую, расширенную  комиссию, которая в 1966 г. предоставила  ему неопределённый отчёт.  В итоге, когда в 1968 г. вышла папская энциклика «Humanae vitae» («Важнейший дар передачи человеческой жизни»), то, хотя она и закрепила традиционный взгляд  католичекой церкви  на регулирование рождаемости, для многих католиков она уже стала «мёртвой буквой» в соответствии с принципом «сомнительное право не обязывает». Более того,  в силу того, что среди самих священников и профессоров  католических университетов и школ эта энциклика  встретила сопротивление, понтифик не стал навязывать запрет на контрацепцию, что  породило среди верующих большое сомнение в способности церкви  безошибочно высказываться по вопросам морали и веры[19].

           Последствия реформ, проведённых в соответствии с решениями собора,  оказались  разрушительны. Уже в конце 60-х годов церковь впала в состояние внутреннего кризиса и обмирщения,  ускоривших дехристианизацию   общества,  обусловленную  его экономической  модернизацией.      Это проявлялось в первую очередь в таких показателях, как сокращение числа священников («кризис  призвания») и верующих, а также уменьшение религиозной  практики. Так, в Италии число назначений священников сократилось с 872 в 1961 г. до 388 в 1977 г. Численность организации Католическое действие, которая была главным гражданским оплотом итальянского католицизма, упала за те же годы с 3 млн. до 650 тысяч человек. Уже в начале 70-х годов только меньшинство итальянцев регулярно ходило в церковь[20]. Даже в католической Испании только 20% населения регулярно присутствовало на воскресной службе.  Во Франции в 1972 г. число семинаристов  сократилось на треть по сравнению с 1962 г., и  в силу старения священников и сокращения притока молодёжи крайне остро встала проблема нехватки духовенства.  В итоге только 3% священников имели менее 30 лет. (карт. 72)

           Результатом постсоборных реформ стали многочисленные просьбы со стороны священников об освобождения от службы. В 1977 г. Конгрегация доктрины веры выдала 4 тысячи освобождений, в то время как в священники    были  рукоположены 2800  человек. Всего за 15 лет понтификата  Павла VI   32358 были освобождены папой от обета безбрачия и обратились к светской жизни — это стал самый большой исход  священства с периода Реформации[21]. Чтобы решить   проблему нехватки клира, в приходах стали прибегать к новой практике  —  поручать управление группам мирян, которые занимались не  только катехизацией, но и подготовкой верующих к  литургии и принятию таинств. Но и это уже не могло остановить угасание приходской жизни, уменьшение её духовной наполненности и живой веры, которые постепенно подменялись чисто внешним следованием ритуалам и обрядам.

           Особенно катастрофичны  последствия реформ  стали для Нидерландов. В 1970 г. здесь не было ни одного   рукоположения в священники,   были закрыты почти все семинарии.  Миллионы голландцев покинули церковь, значительное число перестало ходить на службы и исповодывать свои грехи. В США падение числа практикующих католиков  1972 по 1973 гг. стало  самым  драматичным  за  всю  историю христианства. В 70-е годы около 2 тысяч священников  и 50 тысяч мирян ушли из церкви.  Половина  из 500 семинарий были закрыты, а средний возраст священников стал 60 лет. Пресса объясняла это тем, что современный «взрослый» католицизм  «достиг такого уровня   автономии и зрелости, что он больше не может и не должен терпеть никакого контроля за своей свободой», а между тем для священства сохраняется принцип целибата, а для мирян —  запрет на искусственный контроль за рождаемостью[22].

             Серьёзные изменения   стали  происходить  в ордене иезуитов, особенно после смены руководства в 1965 г.,  удивительным образом совпавшей  с обновленческим переворотом: вместо умершего Янсенна «чёрным папой» становится Педро Аррупе (1965-1981). (карт. 73)   Он приступил к обновлению  ордена в соответствии с требованиями Второго Ватиканского собора, мысля его как авангард   реформации. Особое внимание при этом иезуиты сконцентрировали   на работе  в Латинской Америке,  где стали распространять новую форму христианского социализма – «теологию освобождения»,  испытавшую большое влияние новейших направлений социологической и экономической мысли.

          Однако  вследствие реформ в ордене, как и во всей церкви в целом, началось серьёзное  расслоение. В нём проявились различные тенденции, начиная  от крайних интегристов и кончая сторонниками открытого подхода к вопросам современно культуры и цивилизации. В силу этого орден перестал представлять собой монолитное сообщество.    Немецкие, французские, американкие и бельгийские иезуиты выступили как новаторы-прогрессисты, в то время, как испанские и итальянские  продолжали придерживаться  традиционалистских взглядов. В связи с этим появилась и новое, ранее немыслимое  в ордене явление:  консерваторы стали критиковать «чёрного папу», что свидетельствовало о начале кризиса послушания.

          Что касается модернистов, то многие из них стали обращаться в римскую курию с просьбой  освободить их от обета безбрачия  — если в  1963 г.  таких было только 3, то в 1968 г. — 129 человек Немало иезуитов стало покидать орден – по несколько сот человек в год.  С этого периода численность ордена, до этого постоянно растущая, начала падать[23]. В 1982 г. в ордене было всего 26622 члена по сравнению  с 35968 в 1964 г. (это был максимум за все годы). Значительно уменьшилось число новициев: в 1960 г. их было 2004 г., в 1965 г. – 1931,  1970 г. – 856, а в 1972  г. – всего 632[24].

          Более того, недовольные частичной, с их точки зрения, модернизацией церкви, иезуиты стали готовить реформу внутри самого  ордена, о которой в полный голос  заговорили   на  ХХХI  орденской конгрегации, состоявшейся в 1965-1966 гг.  ХХХII  конгрегация  выявила уже существенные разногласия между орденом и понтификом  по поводу системы внутренней градации – иезуиты предложили её изменить,  объединив профессов и коадьютеров и уравняв всех иезуитов в правах. Папа   категорически не согласился с этим,  заявив, что орден   должен сохранить свою уникальную миссию: «новшества свременного  мира не должны оказывать влияния на мораль иезуитского легиона… Дабы соответствовать своему предназначению, все иезуиты должны заботиться о том, чтобы в мыслях, знаниях, сочинаниях, трудах и делах не брать примера  из посюстороннего мира,  не поддаваться влиянию каких-либо идей и не руководствоваться сверх меры собственным суждением, ибо должны идти не за собственным разумом, а следовать поучениям и взглядам иерархии»[25].

          Показательно, что духовником Павла VI был иезуит Педро Децц, возглавлявший тогда Григорианский университет, и понтифик делал всё, чтобы сохранить  прежние отношения подчинённости иезуитов. Однако именно при нём   начинает назревать конфликт, связанный с тем, что иезуиты, со свойственной им способностью  к приспоблению, главное внимание стали уделять социальному прогрессу.  Приступив к пересмотру  системы подготовки кадров, они начали изменять учебные планы в целях соединения  классического образования с научно-техническим прогрессом, а схоластики – с  современными социальными науками. Для установления более тесного контакта со светскими профессорами и студентами они стали располагать свои учебные заведения  вблизи   университетских центров. Большие изменения произошли и в деятельности  Григорианского университета, всегда отличавшегося строгим режимом.   С конца 60-х гг. из его программ исчезла латынь, среди преподавателей появились протестанты и иудеи, а учиться разрешили и женщинам.   Изменился и внешний облик студентов, которые раньше должны были носить цветные сутаны и плоские шляпы, а в создававшихся кино-клубах стали показывать  фильмы современных режиссеров, включая и представителей сюрреализма[26].

          Реформы открыла шлюзы,  в которые хлынула мощная волна «религиозной свободы», остановить которую было уже невозможно.  Новое священство отличалось изнеженностью,  равнодушием, нетребовательностью, а новый стиль их жизни   воплощал собой полную открытость обществу «массовой культуры» со всеми его слабостями и пороками.

         В связи  этим обнажилась ещё одна проблема, которая в дособорной церкви никогда не поднималась: речь идёт о гомосексуализме священников и церковных иерархов, который стал  распространяться именно при понтификате  Павла VI и  особенно активно в Американской католической церкви.  Эта  тема хорошо раскрыта в книге американской     исследовательницы Рэнди Энгель «Содомский ритуал. Гомосексуализм  и Римко-католическая церковь»[27], в которой, в частности,  утверждается, что этот порок был присущ и самому Павлу VI, что не могло не сказаться на  изменении отношения к этому явлению в целом. (карт. 74)

             Имя понтифика  встречается почти во всех списках известных содомитов  в  многочисленных интернет-ресурсах гомосексуалистов. Причём эта информация  появилась задолго до того, как данная  тема стала привычной для общественного сознания Запада, и в первую очередь США. Так, во время учредительной ассамблеи «Североамериканской ассоциации за любовь между мужчинами и мальчиками» (NAMBLA),  состоявшейся  в декабре 1978 г. в штаб-квартире  Объединённого  общества церкви Бостона  было заявлено следующее: «Церковь осуждает сексуальные отклонения, но она лицемерит, так как терпит и даже вознаграждает личное сексуальное лицемерие на высшем уровне своей иерархии, тем более, что  заинтересованные лица внешне хранят верность центральной власти: примером этого являются кардинал Спеллман и Павел VI»[28].

         На этот счёт имеется много свидетельств. Ирландский писатель Робин Брайянс,   открытый содомит, в своей биографии утверждает, что его друг Хайг  Монтгомери, входивший в гомосексуальную «элиту» Лондона,   в  период его дипломатической службы в Ватикане под началом английского представителя при Св.Престоле Алека Рэндала, был любовником  Монтини.  Позже протестант Монтгомерри  обратился в католицизм и стал священником. О  пороке  понтифика рассказал в своём интервью    французской газете  «Lui» в 1976 г.   французский писатель  и   посол Франции  Франции Роже Пейрефитт, также открытый содомит,  боровшийся в защиту «прав геев». Он заявил, что ему это стало известно от представителей  итальянской аристократии, которые его хорошо знали.  Интервью было перепечатано   римским еженедельником «Tempo».

         Эти обвинения были поддержаны бывшим корреспондентом «New York Times»  в Риме Полем Гоффманом, приведшим  свидетельства известного итальянского актёра Паоло Карлини и показавшим, какие тесные связи поддерживал Монтини с  мафией и масонством,  будучи архиепископом Милана.  Ссылаясь на него, в 1993 г. аббат Георгий Нантский, основатель Лиги католической контрреформы в Труа, обвинил Павла VI в гомосексуализме в летнем номере журнала «La Contre-Réforme Catholique au XXème Siècle». Он заявил, что комментарии его были сделаны в  связи с подготовкой канонизации понтифика, осуществляемой Иоанном Павлом II. Аббат Нантский процитировал также и других авторов, подчеркнув, что после избрания Монтини папой немыслимо повысилось число гомосексуалистов среди семинаристов и священников в США и Нидерландах, но  Рим при этом ничего не предпринял. В заключение он обратился к Иоанну Павлу  II со  словами: «Таким образом, после того, как  избрание признанного гомосексуалиста на Трон святого Петра отравило Церковь, Вы, Пресвятейший Отец, хотите  его обессмертить, возведя этого жалкого Павла VI на алтарь…Нет, это невозможно и этого не будет!»[29].

       О данном  пороке Павла VI также пишет в своей книге «Никитаронкалли — другая жзнь Папы»  итальянский журналист и режиссёр Франко Беллегранди, работавший корреспондентом  «l’Osservatore Romano» и служивший в Швейцарской гвардии. Он был свидетелем  зловещих перемен, произошедших  в Ватикане после интронизации Павла VI, порок которого был «секретом  Полишинеля», поскольку  его похождениях было хорошо известно миланской полиции, заведшей на него целое досье.  Наконец, эту тему    поднимает в своём исследовании 2002 г. «Второй Ватиканский собор, гомосексуализм и педофилия»  бразильский писатель, католик-традиционалист Атила Синке Гимарайшн. (карт. 75) Он описал процесс  «гомосексуальной колонизации», которая началась ещё при Иоанне ХХIII,  ускорилась при Монтини и   стала уже привычной для современного читателя.   При Монтини старые и достойные служащие Ватикана были уволены и заменены его фаворитами, имевшими  такой же порок.

          Показательно, что Беллегранди также указал, что, как только Монтини был избран папой, он подвергся  серьёзному шантажу со сторон итальянских франкмасонов. В обмен на их молчание о его тайном пребывании   в Швейцарии в бытность его архиепископом, где он встречался со своим любовником-актёром, они потребовали от папы снятия запрета на кремацию, что тот и сделал.  В связи с возможностями шантажа, некоторые исследователи предполагают, что во время войны американская и английская  разведки УСС и МИ6 могли быть в курсе наклонностей Монтини и использовали эту информацию для обеспечения  его сотрудничества  при  управлении сетью каналов, по которым уходили нацисты. То же относится и послевоенному периоду, когда давление осуществлялось со стороны мафии и ЦРУ.

           Распространение информации о порочности  Павла VI  безусловно способствовало  изменению отношения общества к гомосексуализму,  который набирал силу  как в католической церкви США, так и в  Ватикане и в целом в западном мире. Сам факт того, что во главе Св.Престола стоит содомит,  породила у части гомосексуалистов желание не только стать священниками, но и  сформировать свой собственный  религиозный орден.

           Роль понтифика была решающей в продвижении многочисленных членов этого «сообщества» в американской иерархии, в частности таких деятелей, как кардиналы Джозеф Бернардин  и  Джон Райт, архиепископ Ремберт Уиклэнд и их последователи. (карт. 76) Так, Джозеф Бернардин, архиепископ Цинциннати (штат Огайо),   стал генеральным секретарём Американской конференции епископов и совместно со своим заместителем Джоном Рошом и священником Джоном Джэдотом (апостольским делегатом в США) не только следил за   подбором постсоборных кадров, но и поддерживал «коллектив гомосексуалистов», прикрывая местное педофильные скандалы, связанные со  священниками[30].

       К ним же принадлежал Джеймс Кук, которого в 1967 гг. понтифик назначил архиепископом Нью-Йорка на место кардинала Спеллмана. Он покровительствовал созданному   в Бруклинском диоцезе «Сообществу св. Матфея» — Римско-католическому религиозному обществу гомосексуалистов,  входившему в свою очередь в «Католическую коалицию за гражданские права геев». В 1976 г. масонская  печать  удовлетворением сообщила, что кардинал Кук присутствовал на большом банкете, а котором участвовали 3 тысчи франкмасонов Великой ложи Нью-Йорка и что в своей речи он сожалел о «прошлых рзмолвках» и выразил надежду, что они не помешают «сближению между церковью и франкмасонством».

        Особенно же прославился на этом поле  кардинал Джон Райт, который начинал как личный секретарь Бостонского кардинала О’Коннэла, а затем его преемника Кушинга, прославившегося тем, что Бнай Брит избрал его «Человеком года». (карт. 77)  Сам Райт также был награждён Вустерским отделением Бнай Брит премией  за «заслуги в сообществе».  Показательно, что Райт был хорошо знаком с Маритеном, с которым общался во время пребывания последнего в США и которого даже убеждал  не возвращаться после войны во Францию,  заявляя: «Ваше дело должно совершаться здесь»[31].

          В силу своих  модернистских взглядов Иоанн ХХIII  в ходе подготовки Второго Ватиканского собора  ввёл Райта в теологическую  комиссию, в которой он  сыграл важную роль в продвижении «религиозной свободы» и экуменизма.   Его педерастические и педофильные наклонности не были секретом, однако никто не осмелился его в этом обвинить. Когда он стал епископом Вустерским, этот диоцез, в котором действовала обширная оккультная сеть каббалистов, приобрёл репутацию «рая» для священников-педерастов.  Позже он стал епископом Питтсбургским, а в 1969 г. Павел VI   поставил его во главе   Конгрегации по делам духовенства и назначил кардиналом.

        Свой вклад в работу Второго Ватиканского собора в качестве консультанта теологической комиссии внёс и архиепископ Ремберт Джордж Уиклэнд. (карт. 78) В 1973 г.  благодаря папе его избрали аббатом-примасом  бенедиктинской конфедерации, а затем он возглавил архиепархию  Милуоки, где стал первым защитником «гомосексуального сообщества» католической церкви США, выступая в поддержку легализации гомосексуализма. (Среди членов этого сообщества — много других протеже Павла  VI: епископ  Бруклинский Фрэнсис  Мугаверо, автор     пасторского послания «Сексуальность – дар Божий», являющегося апологией гомосексуализма, в которой христиан  призывают   найти  новый способ доносить истину до  «геев и лесбиянок»;  епископ епархии  Шайенна Джозеф Хаберт Харт;  епископ епархии Олбани Деймс Хаббард, при котором прошли громкие скандалы, связанные  с сексуальными извращениями, и др.

               Долгое время церковная иерархия скрывала эту сторону жизни Павла VI и хранила молчание по поводу вопиющих извращений, практикующихся представителями американского  священства. Однако в 90-е  и  2000-е годы это явление приобрело  такой масштаб, что оно вышло наружу и превратилось в одну из ключевых проблем американской церкви.

А это сегодняшняя действительность:

 

 

 

 

 

Кардинал Филипп Барбарен, архиепископ Лиона и примас Галлии вместе с   протестантским «пастором» осуществляют совместно «таинство» конфирмации в протестантском «храме» 15 октября 2015 г.

http://laportelatine.org/vatican/compromissions/barbarin_pasteure_confirment_151017.php