Архиерейский собор 2-3 февраля 2016 г. ярко продемонстрировал, что та планомерная и скрытая работа над изменением сознания епископата и духовенства, которая велась в течение 20 лет руководством РПЦ, дала свои плоды, утвердив идею «единства христиан» в качестве основной и подготовив почву для открытого окатоличивания православных. Свидетельством чему стало присутствие католических кардиналов на Рождественской службе в Храме Христа Спасителя в 2016 году. Удостоверившись, что встреча патриарха с папой римским не вызовет серьёзных протестов, что время для неё, наконец, пришло, Московская патриархия делает главный шаг.
5 февраля митрополит Иларион, выступая на пресс-конференции в Москве, сообщил, что ввиду посещения патриархом Кирилла 11–22 февраля Латинской Америки и пересечения его маршрута с поездкой папы римского в Мексику принято решение о проведении их встречи на Кубе 12 февраля в международном аэропорту в Гаване, по окончании которой должна быть принята декларация. Кроме этого патриарх должен был посетить Бразилию, Чили и Парагвай. Он с самого начала не хотел, чтобы встреча проходила в Европе, поскольку именно с ней связана «тяжёлая история разделения и конфликтов между христианами», а «Новый Свет» символизировал возможность открыть «новую страницу в отношениях между двумя (так он выразился. – О.Ч.) церквями». Митрополит Иларион также рассказал, что встреча готовилась 20 лет и что мешали её проведению нерешённые вопросы с греко-католиками и прозелитизмом католических миссионеров на канонической территории Московского патриархата. Но хотя проблема унии к данному моменту не снята и «остаётся незаживающей, кровоточащей раной, препятствующей нормализации отношений между двумя церквями», тем не менее, ситуация на Ближнем Востоке и в других регионах требует неотложных мер и более тесного взаимодействия[1]. В тот же день о встрече объявило и «Радио Ватикана».
Верующих поразили и само сообщение, и то, как оно было сделано. Во-первых, внезапно, так что часть архиереев, ещё не успевших уехать из Москвы, узнала об этом по радио, а кто-то – только через несколько дней после сообщения. Во-вторых, встреча была представлена как обыденное, рядовое событие, одно из многих в рамках рабочего графика. Но руководство сделало правильные выводы из прошедшего Архиерейского собора и правильно всё рассчитало: никакого протеста со стороны иерархов не было.
Чуть позже патриарх Кирилл, совершенно не стесняясь, поведал о секретности, сопровождавшей подготовку встречи, и объяснил, почему были предприняты такие меры: «Меня никто не отговаривал (от встречи с понтификом), потому что никто не знал. Об этой встрече знало пять человек – не буду называть их имена. Почему это было так? Потому что подготовить такую встречу в условиях гласности невозможно – слишком много противников». По его словам, дело даже не в православных людях, которые считают, что «есть какая-то опасность в самой встрече», а в том, что есть мощные силы, которые этого не очень хотели, поэтому надо было спокойно и в тишине её готовить, что мы и сделали»[2].
Что это за «мощные силы», раскрыто не было. Но о том, что готовящееся событие было вписано в более широкий мировой проект, хорошо свидетельствовала поездка председателя Синодального информационного отдела МП В.Р. Легойды в Лондон, состоявшаяся 9 февраля. Здесь он отчитался о встрече в Гаване, в Британском Королевском институте международных отношений (Chatham house), крупнейшем британском аналитическом центре, занимающемся разработкой стратегических направлений внешней политики Великобритании. Напомним, что именно этот институт подготовил в июне 2015 года 58-страничный документ «Вызов России», в котором Россия описана как представляющая угрозу для Запада. Выступая в Chatham hоuse, Легойда, в частности, подчеркнул, что «Церковь остаётся важнейшей частью общества и в наши дни, являясь при этом полностью свободной от государства»[3].
Так же секретно готовился и текст Декларации. Как рассказал позже митрополит Иларион, о её подготовке и содержании знали только два человека, и только они могли вносить поправки в документ. Он поведал следующее: «Декларация готовилась в режиме строгой конфиденциальности. Со стороны Русской церкви в подготовке текста участвовал я, со стороны Римско-Католической церкви – кардинал Кох. Даже мои ближайшие помощники в Отделе внешних церковных связей, занимающиеся католической темой, до самых последних дней ничего не знали о тексте Декларации, ни о готовящейся встрече. Подлинными авторами Декларации являются Патриарх и Папа. Именно их видение ситуации легло в основу текста. Ещё в начале осени Патриарх поделился со мной основными идеями, касающимися тематики Декларации. Затем я встретился с Папой Франциском (21 октября 2015 г. – О.Ч.) и проговорил общее содержание документа с ним. Дальше текст был положен на бумагу, после чего неоднократно согласовывался и с Патриархом, и – через кардинала Коха – с Папой»[4].
Сам патриарх Кирилл позже рассказал: «Декларацию мы закончили писать за несколько часов до встречи, и доказательством этому является то, что текст был напечатан не очень хорошо. Мы правили текст до самого последнего момента, совместно»[5].
И эту келейную работу патриарх назвал «творческой работой двух церквей».
И патриарх Кирилл, и митрополит Иларион настолько убедились в абсолютном характере своей власти и в безнаказанности своих действий, что пошли на вопиющее нарушение Устава РПЦ, который утверждает, что патриарх управляет Церковью «совместно со Священным Синодом». Приняв решение тайно, скрытно, при полном игнорировании мнения церковного народа, патриарх совершил не просто грубейшее каноническое преступление, но грубо попрал принцип единства и соборности Поместной церкви. Данный факт косвенно подтвердил некий «примат» патриарха Кирилла над остальными архиереями РПЦ, как будто он имеет не только первенство чести, но и первенство власти, наподобие папы.
Прекрасно понимая, какое недовольство могут вызвать его действия у широких слоёв верующих, организаторы встречи подключили к её освещению ресурсы всех СМИ, которые призваны были представить её буквально как выдающееся событие нашей эпохи. Именно поэтому встреча сопровождалась мощным информационным обеспечением, но в первую очередь – со стороны канала «Царьград ТВ». Многочасовой телемарафон под названием «Встреча тысячелетия», организованный как некое ритуальное действие, в ходе которого каждый из выступавших (священник или светское лицо) должен был внести свою лепту в восхваление данного события, явил собой фактически приём нейролингвистического программирования, подавляющий способность к какому-либо критическому осмыслению действительности. На народ было оказано невиданное ранее психологическое давление, направленное на перестройку базовых ценностей, в результате которой исконный исторический враг Православия – Ватикан должен был восприниматься как «брат».
Главную установку на то, как надо понимать отныне отношения с католицизмом, дал бывший тогда главным редактором канала Александр Дугин, изложив её в своей программе «Директива Дугина»[6]. Описав кратко историю «великого раскола», он констатировал: «Два течения в христианстве легли в основу двух христианских цивилизаций: западно-европейской, католической и восточно-европейской, православной». «После раскола было несколько попыток объединить церкви, то есть заключить унию… и каждый раз это объединение было асимметрично. Объединялись на условиях католического Запада, признавая верховенство папы, и всякий раз для того, чтобы спасти Византию от иноверных. При этом Запад на помощь не приходил, и унии заканчивались полным крахом. Именно здесь корни недоверия к любым контактам с католиками… Отсюда и тревога в православном мире: не будет ли встреча главы самой главной и могущественной Православной церкви с папой римским предательством Православия? Озабоченность понятна: история прежних уний – это история духовного поражения… Однако условия нынешней встречи совершенно иные. Рим уже не тот… Западное христианство находится в тяжелейших условиях. Секулярная светская власть… давно вытеснила католицизм на периферию. Это больше не центр силы, но музейный экспонат».
Следуя дальше этой логике, Дугин делает вывод, что, поскольку католичество на Западе гибнет, а русское Православие на подъёме, ни о какой унии речи быть не может». «Католики к ней не способны, о ней не мечтают и ничего не могут предложить Православию. Напротив, это мы им нужны, так как у нас происходит консервативная христианская революция. Христиане сегодня, «независимо от того, католики они или православные», оказываются перед лицом геноцида, организованного радикальным исламским фундаментализмом, за спиной которого стоят США и «архитекторы нового мирового порядка». Так что речь идёт не об унии, не об отказе от православной идентичности, но «о выработке общей стратегии в битве против общего врага».
Фактически Дугин изложил позицию, давно отстаиваемую митрополитом Иларионом, только придал ей геополитическое звучание, и именно эту формулу идеологи «единения» стали внедрять в умы общественности для оправдания «эпохального события». Встречу изначально стали представлять как политический факт, имеющий целью обеспечить дипломатический прорыв России, укрепить борьбу с терроризмом, а также способствовать сохранению и утверждению традиционных ценностей.
Как и планировалось, встреча произошла в здании гаванского аэропорта «Хосе Марти», где после поцелуев и двухчасовой беседы состоялось подписание совместной Декларации, состоящей из 30 пунктов, которую на православных сайтах сравнили с 30 сребрениками, полученными Иудой за предательство Христа[7].
В Декларации много общих слов, привычных призывов к защите христиан и восстановлению мира на Ближнем Востоке, защите бедных и нуждающихся, защите семьи, основанной на любви между мужчиной и женщиной, и пр. Здесь признаётся необходимость уважения религиозной идентичности и даже того, что метод «униатизма» прежних веков (намёк на греко-католиков) не является путём к восстановлению единства, но, правда, тут же уточняется, что «церковные общины, которые появились в результате исторических обстоятельств, имеют право существовать и предпринимать всё необходимое для удовлетворения духовных нужд своих верных, стремясь к миру с соседями. Православные и греко-католики нуждаются в примирении и нахождении взаимоприемлемых форм сосуществования».
Но всё это лишь фон для утверждения главного – идеи «единства» с католиками, которой проникнут весь документ, призванный похоронить понятие «ересь». Начинается он с совместной молитвы-благословения папы-еретика и патриарха: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святого Духа со всеми вами» (здесь «общение» заменяет слово «причастие»). И молитвой заканчивается: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любовь Бога и Отца и причастие Святаго Духа да будет со всеми вами».
Как и в других экуменических документах, тут всё строится на подмене понятий. Используются слова Христа о единстве его учеников, которое выдаётся за единство с еретиками. Патриарх и понтифик называют друг друга «братьями» и говорят о двух «церквях»: «С радостью мы встретились как братья по христианской вере, увидевшись, чтобы “говорить устами к устам” (2 Ин. 12), от сердца к сердцу, и обсудить взаимоотношения между церквями, насущные проблемы нашей паствы и перспективы развития человеческой цивилизации». Отпадение католиков от Церкви здесь называется «утратой единства, ставшей следствием человеческой слабости и греховности», а призыв Христа «Да будут все едино» (Ин. 17) толкуется как призыв к единству с папистами. Наконец, повторив, что католики и православные «не соперники, а братья», документ призывает их учиться «жить вместе в мире, любви и единомыслии между собою (15:5)»[8].
Заканчивается документ подписями Кирилла, патриарха Московского и всея Руси, и Франциска, епископа Рима, папы Католической (то есть Вселенской) Церкви. А значит, не только содержание Декларации, но и поставленные подписи свидетельствуют о признании патриархом канонического равноправия понтифика и его титула, а значит, и его статуса как первосвященника Вселенской Церкви.
Очень показательно, что в документе специально выделяется тот факт, что встреча произошла на Кубе – символе надежд «Нового света» как перекрёстке путей между Севером и Югом, Западом и Востоком и что в Латинской Америке «динамично развивается христианская вера». Как заметил патриарх Кирилл, встреча проходила «в правильное время и в правильном месте». Но, как мы уже указывали, вера в Латинской Америке принимает всё более синкретический, «межрелигиозный» характер, очень хорошо символизирующий идеал ватиканcкой «евангелизации». И не случайно, что именно в Бразилии, в городе Сан-Паулу, который посетил патриарх Кирилл в ходе своей поездки, в июле 2014 года состоялось торжественное открытие копии храма царя Соломона, на котором присутствовали около 15 тысяч человек, включая президента и самых важных представителей руководства страны. Этот храм является самым крупным в Бразилии и одним из наибольших в мире; он открыт, как заявил бразильский пастырь Мигель Ласерда, для всех людей, исповедующих любую религию». Автором этой идеи стал Эдир Маседо, основатель «Всемирной церкви “Царство Божье”», имеющей дочерние церкви в 180 странах, в том числе в России и в Украине, и насчитывает около 8 миллионов верующих. Маседо – бывший католик, переживший обращение к Богу на евангелической кампании канадского пятидесятнического епископа Макалистера[9]. (карт. 304).
Давая оценку произошедшему в Гаване, надо выделить следующее.
Встреча стала беспрецедентным событием в силу того, что она немыслима с точки зрения святоотеческого учения, рассматривающего папизм как ересь. В рамках традиции и канонов Церкви Декларация, представленная общественности как церковно-политический документ, никоим образом не может считаться полноправным церковным документом. Написанный двусмысленно и лукаво, он полностью соответствует логике иезуитов, их стилю мышления и изложения. Признав главу папу римского «братом» и «главой Кафолической (т.е. Вселенской) церкви», патриарх Кирилл тем самым отказался от святоотеческого определения папизма как ереси, признав Католическую церковь в качестве «церкви-сестры». Хотя уже встреча сама по себе, по сути, означает признание Католической церкви «сестрой», поэтому в момент приветствия патриарха Кирилла папа Франциск и воскликнул: «Наконец! Мы братья» и повторил это несколько раз[10]. Для католиков такой акт их признания означает и признание примата папы, так что Гаванская встреча означает, по сути, неформальную унию, или новую форму унии, уже отработанную на Константинопольском патриархате.
Поскольку ни сама встреча, ни принятая Декларация не соответствуют святоотеческим традициям и канонам, для оправдания её вновь выдвинули положение о политической целесообразности. Встречу стали представлять как политическое событие и дипломатическую победу, главным результатом которой является единение ради спасения христиан Ближнего Востока, которое призвано поднять авторитет России в мировом сообществе. То есть вновь применён чисто иезуитский метод психологического давления и запугивания: если вы против встречи и против единения с еретиками-католиками, вы работаете против государства («кто не скачет – тот москаль»).
Анализ событий показывает, что встреча в Гаване, действительно, была проведена как информационно-психологическая операция, направленная на нанесение серьёзного удара по сознанию и воле тех граждан России, которые считают себя частью Русской православной церкви или ассоциируют себя с ней.
Она имела самые серьёзные последствия.
Будучи только «началом единения», она вместе с тем в корне изменила положение католицизма в России и в Украине, наложив негласное табу на определение его как ереси. То, что раньше было нелегитимно в глазах православных и делалось тайно, теперь можно делать открыто и повсеместно. Не случайно патриарх произнёс в первый момент встречи: «Теперь будет легче!». Как объяснял один католический священник, отсутствие встречи было сдерживающим фактором, теперь снимутся препоны для тесного сотрудничества православных и католических приходов, для совместных молитв, для перевода богословского образования и подготовки кадров на экуменические основания, разработанные католицизмом, и в первую очередь – иезуитскими теологами, специалистами по перестройке базовых ценностей и обучению «жизни в единомыслии». В связи с этим сложились благоприятные условия для резкой активизации деятельности католических орденов, представляющих собой полувоенные структуры (Орден иезуитов, «Опус Деи» и др.), работающие в тесной связке с западными спецслужбами. Это уже прямая угроза национальной безопасности, приобретающая особо опасный характер в условиях расширения информационно-психологической и поведенческой войны.
Переводя Русскую православную церковь на «единомыслие» с папизмом, церковное руководство фактически переводит православный народ на «универсальное видение». Это и есть поведенческая война – тотальная замена, теперь уже на «легитимных основаниях», мировоззренческой матрицы при сохранении православной формы.
Изменения в поведении католиков проявились уже буквально через два дня. 14 февраля апостольский нунций в Украине, архиепископ Клаудио Гуджеротти сообщил, что через несколько дней он поедет в зону проведения боевых действий, «туда, где люди страдают», объяснив: «Именно это является главной целью, для которой меня Святейший Отец сюда направил. Должен быть вместе с теми, кто страдает, и помогать им от имени папы римского. И я с удовольствием оставлю другим возможность читать, перечитывать разные тексты, декларации и находить в них то, что они захотят». (карт. 305). Отметив далее, что его поездку кто-то может назвать прозелитизмом, он подчеркнул, что это его «не интересует».
Интересно также, как он прокомментировал события в Гаване для украинских униатов: «Я знаю, как ваш народ страдает в своем собственном теле по поводу трудностей понимания. Но, прошу вас, будьте терпеливы. Не всегда все стороны могут сказать то, что хотят сказать. Иногда нужно искать компромисс, чтобы составить совместный текст, совместную декларацию. Его Блаженство хорошо знает, скольких труда и трудностей стоил нам текст, подписанный папой Франциском и патриархом Кириллом». Подчеркнув, что человечество нуждается в чём-то большем, чем текст, прелат пояснил: «То, что люди будут помнить, – это их объятия. И объятия святы. Но, вы скажете, даже Иуда поцеловал Иисуса Христа, но потом Его предал. Иногда все мы являемся маленькими предателями. Нужно иметь надежду и веру в то, что Господь Бог может творить чудеса даже через наши маленькие неудачи и немощи»[11].
Однако главный итог встречи в другом. Хотя патриарх и заявил, что встреча готовилась пятью лицами, ясно, что со стороны понтифика за ней стояли влиятельные фигуры. Те, кто планировал её, решали сверхзадачу: сам факт встречи и признание еретика Франциска «братом» должны спровоцировать такое разделение и смуту внутри церковного народа, которое сделает невозможным его духовную и идейную консолидацию. Для этого местными СМИ – и либеральными, и т. н. православными – была развязана жёсткая пиар-кампания с применением технологий управления с помощью страха. Центральным стало ложное понятие «христианское единство», которому придали буквально сакральное значение. Всё идёт к тому, чтобы отказ от единения с католиками сделать недопустимым, признав его как покушение на «христианское единство». В итоге православных людей поставили перед немыслимым выбором: если вы остаётесь верны православному святоотеческому учению, вы не можете поддерживать Гаванскую встречу и «христианское единство», а значит, вы раскольник, работающий на подрыв национальной безопасности; если вы за встречу и за «христианское единство», тогда вы предаёте православную веру.
Вот в такую ловушку загнали бойцы информационного фронта ОВЦС миллионы людей, превращая их, по украинской модели, в два враждебных друг другу сообщества. Люди, ещё недавно бывшие братьями и сёстрами, стали превращаться в противников и даже во врагов.
Примером грубого манипулирования сознанием стали заявления митрополита Илариона, процитированные ТАСС в публикации под названием «В РПЦ считают грехом выступления части паствы против сближения христиан»: «Если какие-то наши верующие считают, что разделение между христианами – это норма, и что оно должно сохраняться и углубляться, и что мы должны все свои силы употребить на то, чтобы никогда никакого сближения не произошло, то вряд ли их стоит успокаивать. Они не успокоятся». Для того, чтобы понять ошибочность такой позиции, он предложил обратиться к Евангелию, где рассказывается о том, как Иисус Христос молился о единстве своих учеников[12].
Запутавшись в лжебогословских уловках, Иларион стал противоречить сам себе. «Можно спорить о том, кто был виноват, кто прав, но это очевидный факт. Сегодня христиане разделены», – сказал он, заметив, что РПЦ не говорит о том, что Церковь разделилась». «Мы исповедуем веру во Единую, Святую, Соборную, Апостольскую церковь, и мы веруем в то, что эта Церковь сохраняется в нашей Православной церкви, – сказал митрополит. – Тем не менее, мы скорбим о том, что между христианами нет единства, нет единомыслия, нет единой евхаристии. И считать это нормой было неправильно и грешно»[13].
Такие чисто иезуитские приёмы используют сегодня передовые пропагандисты, игнорируя тот факт, что единение патриарха Кирилла с папой римским означает единение с иностранным теократическим государством, работающим в тесном тандеме с западными спецслужбами против России.
Не имея никаких богословских доводов (как показали их выступления) и будучи неспособны опираться на канонические правила (нарушенные ими самими), церковные власти применяют единственный оставшийся у них аргумент – свой мощный административный ресурс и жёсткие меры наказания. Именно этого и ждут уже подготовленные иезуитами новые кадры – богословы и священники, для которых святоотеческое учение и Родина ничего не значат, поскольку у них другой центр притяжения – руководство Московской патриархии, соединившееся в братской любви с главным еретиком мира. Они представляют собой хорошо подготовленную армию криптокатоликов, которая, обвиняя антиэкуменистов в мнимом расколе, сама положила начало внутренней религиозной войне и в критический момент сработает так же, как униаты в Украине. Используя принцип отделения Церкви от государства, Московская патриархия начала единение с чужим сообществом, предав Церковь под лозунгами политической целесообразности, фактически повторив путь М. Горбачёва, который развалил СССР под лозунгом единения с Западом на основе общечеловеческих ценностей.
Главным следствием «встречи тысячелетия» стало разделение внутри самой РПЦ. Как сказал епископ Дальневосточный Вениамин, «выражая беспокойство на встрече о положение христиан на Ближнем Востоке, мы раздуваем пожар в собственном доме, среди своей паствы». Большинство православных людей оказались в тяжёлом душевном состоянии, поскольку, отказываясь принять единение с еретиками, ждали слова своих пастырей, а пастыри, большая часть которых так же негативно оценивает встречу, не смогли открыто говорить, поскольку молчат преданные патриарху архиереи. Сложилась трагическая ситуация, когда группа фактически предавших Православие иерархов, ориентирующихся на внешний, враждебный по отношению к России центр власти и противопоставивших себя Церкви, выдают себя за истинную Церковь, обвиняя всех, с ними не согласных, в расколе.
В итоге внутри церковного сообщества сложилось три группы:
– подавляющая часть архиереев и часть священства, полностью подвластная патриарху, на стороне которой мощные ресурсы СМИ и, что самое опасное, те православные ресурсы, которые до недавнего времени выступали с антиэкуменических и антипапистских позиций;
– большая часть мирян и священства, которые не принимают встречу и против единения с еретиками, но опасаются открыто заявлять о своей позиции, ожидая преследований, которые уже начались и приобретают самые жёсткие формы – учитывая полное бесправие священнослужителей;
– небольшая, но активно растущая часть священства и мирян, которые возвышают свой голос против ереси и внешней идейной экспансии и пытаются объединиться.
Единственным иерархом Московской патриархии, который открыто выступил в защиту веры, стал владыка Лонгин (Жар), епископ Банченский, викарий Черновицкой епархии УПЦ МП, которого также называют «отцом четырёх сирот». Владыка осудил Гаванскую декларацию и перестал поминать патриарха на литургиях, призвав его просить прощения у Православной церкви, у православных христиан и у всех Святых Отцов, которые 1000 лет сохраняли истину. Выступив со словом епископа и рассмотрев Гаванскую декларацию, он назвал её ересью и прокомментировал слова по поводу «святейшества» понтифика: «Это ересь, братья и сёстры. Это настоящая ересь. Какой он святейший, когда все отцы, все наши Святые Отцы Православной церкви, называют латинян еретиками. Мы тогда губим, мы не даём им подняться, покаяться. Вот он сейчас “праведный” папа римский, потому что патриарх всея Руси сказал, что он – святейший. Он для нас – еретик!» «Простите, но я никогда не буду един с еретиками. Я – Православный! У меня есть догматы и каноны Православной Веры, и я не стану предателем!».
«И слава Богу, что мы поняли сегодня, что произошло. Господь дал нам силу дожить до этих времён, чтобы мы лучше узнали истину Православной Веры. Ведь если бы это было 30–40 лет назад, когда мы были в слабом знании своей Веры, и поэтому Господь так умедлил, чтобы мы поняли нашу Веру и Истину, чтобы идти по стопам Спасителя, а не по стопам людей».
«Пусть их совесть мучает, потому что в документе написано: “католики и православные на протяжении почти тысячи лет лишены общения в евхаристии”. Да вернитесь, пожалуйста. Покайтесь. Не хватает смирения потому, что гордыня диавольская. Кто может их усмирить, когда они заместили Бога на Земле, когда у них есть чистилище, когда они попрали все догматы и каноны нашей Православной церкви и ушли, отреклись от истинного Бога? Этого не хватит нам? Этого побратавания? Поцелуй Иуды»[14].
Выступление епископа Лонгина осталось единственным открытым обличительным обращением иерарха; что же касается большей части священства, не принявшей Гаванскую унию, они ждали экуменического Критского собора, запланированного на июнь 2016 года, чтобы сказать своё слово.